Наталья Поспелова, специалист по семейному неблагополучию, о том, нужны ли нам программы по борьбе с насилием и чем на самом деле должна заниматься социальная служба

Наталья Станиславовна Поспелова — специалист по семейному неблагополучию и устройству детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей —  28 лет посвятила работе в органах охраны детства Беларуси, из них 12 — в Национальном центре усыновления. Ей принадлежит  более 100 методических работ и публикаций на темы социального сиротства и семейного неблагополучия. Она  является одним из основателей республиканского портала по поиску семей для детей-сирот www.dadomu.by и единственного в СНГ ежемесячного издания для замещающих родителей и специалистов органов опеки и попечительства — газеты «Домой!». Референт Белорусского общественного объединения замещающих семей «С надеждой». Профессиональная специализация: альтернативные формы жизнеустройства детей-сирот; споры родителей о воспитании детей; сопровождение семей, желающих принять или уже принявших детей-сирот на воспитание.

В интервью pro-life.by Наталья Станиславовна делится своим мнением по поводу животрепещущих тем.

А. Г.: Наталья Станиславовна, есть мнение, что  для предотвращения домашнего насилия  «нужно работать с семьями, в дошкольных учреждениях, в школах, на TВ и радио, в интернете, принимать госпрограммы». Как Вы считаете, нужно ли так много говорить об этой проблеме. И если да, то как должна вестись эта работа?

Н. П.: Я не отрицаю, что работу нужно вести по разным направлениям. Но лучше всё же начать с себя, не дожидаясь программ и работы в интернете. Достаточно ли работаем с насилием мы сами? Если орёт воспитатель или учитель — это нормально? Нет. Tогда не  проходите мимо. Крик  — это  проявление агрессии и насилия. В животном мире за криком следует удар. Хамские, грубые окрики наводнили учреждения образования и культуры. Сходите на футбольный матч. Какими словами и окриками там  пользуются? А на трибунах дети в сопровождении педагога… Каждому из нас, не дожидаясь государственной программы, надо подойти и поговорить с педагогом наедине. Ор нивелирует всю эмоциональную составляющую отношений.

Начался учебный год — возле окон многоэтажек пройти страшно. Я, пока гуляю по вечерам, успела выучить уже всю грамматику и орфографию. Иногда слышен звук затрещин. Мать унижает  и себя и ребёнка. Ор повсюду: в отношениях педагогов с детьми, в детско-родительских отношениях. Белорусы — это орущая нация. Мы спокойно воспринимаем повышение голоса и использование ненормативной лексики в коллективе. После ора, рыка медведица набрасывается на жертву. Вы знаете, нам немного осталось… Но давайте не опускаться до животного. Давайте создадим неприятие насилия на уровне детско-родительских и производственных, трудовых  отношений. Жизнь дана нам не для того, чтобы орать и слушать ор. Мы превращаемся в зону… Но нашим детям жить после нас. А чего униженный человек может достичь в жизни? Любое насилие лишает человека уверенности в себе. А ведь мы хотим гордиться своими  детьми. Но униженный ничего не  достигнет и не сможет радоваться, потому что он никого не любит, а тихо терпит. Никто не имеет права кричать и повышать голос на человека. Нам речь дана для выяснения отношений. Ор – это не про человека, это про зверя. Поэтому надо, не дожидаясь государственных программ и роликов в интернете, просто начать с себя.

Но поскольку мы орущие и агрессивные, нам в конечном счёте нужны  интернет-каналы с видеороликами, отражающими безобразность и бессмысленность агрессивного поведения. Мы должны заложить в своих детей такую программу: ор не прёт и не катит. Я бы сделала ролик с двумя хамками, которые поливают друг друга грязью на фоне разрушающегося мира. Они не замечают катастрофы – они орут. А прекратили бы – спаслись бы обе…

Мы с вами постоянно включаемся в новые группы, новые социальные отношения. Есть формула «3 К»  — 3 кита хорошего образования: кооперация, коммуникация и критичное отношение к жизни. Этому должна научить школа. Люди, усвоившие это,  — успешные люди. У нас все сферы деятельности  основаны  на кооперации и коммуникации, то есть на взаимодействии и общении.

Что такое критичное отношение? Это умение разделять: хорошо – плохо, полезно — опасно. В ребёнке нужно воспитывать здоровое недоверие, чтобы он не нюхал, не жевал и не колол всякую дрянь.

Tак что я  за ролики, и мультики, и государственные программы. Но начать надо с самих себя. Как только мы в обществе естественно создадим нетерпимость насилия, эта проблема уйдёт на второй план.

Но есть и ещё один момент. Иногда агрессия – это следствие невыносимой жизни. Когда работающая на трёх работах мама тянет на себе троих детей и привыкшая всё делать «как надо»,  не сдерживается. Недавно консультировалась у меня женщина: я, говорит, все время дома ору. На мужа, на сына, на собаку. Что делать? Во-первых, просто отдохнуть, выключить функцию «идеальная хозяйка, образцовая мать и примерная жена». Во-вторых, перестать требовать от совместно проживающих, включая собаку, идеальности. Они просто люди и собака. В-третьих, определить для себя: что важнее: добиться порядка любой ценой или сохранить отношения? Что будет вспоминать твой сын, когда тебя не станет? Твое параноидальное стремление к чистоте? Или то, как вы субботним вечером, вернувшись с прогулки, долго возились с лего, потом вырезали снежинки и ели грецкие орехи на полу? Просто надо выбрать, что для этой мамы важнее. Безвыходных положений не бывает, и это  не я сказала. Чтобы пришли какие-то изменения, всегда надо начинать с себя. И это очень трудно. Менять других почему-то значительно легче.

 А. Г.: Я всё чаще сталкиваюсь с тем, что антиреклама отрицательного явления, наоборот, является самой лучшей рекламой. Не кажется ли Вам, что общество, всё чаще сталкиваясь,  с шоковой информацией о случаях бытового насилия как бы нащупывает меру дозволенного. 3 года назад нашумевший случай с мамой, которая выбросила из окна  ребёнка, многих привёл в замешательство, вызвал дискуссии психологов.  За последние несколько месяцев в разных регионах произошёл целый ряд случаев  убийства младенцев. Каждое из них не вызывает уже такого резонанса, за исключением убийства восьмимесячной девочки. И тем не менее едва ли не все интернет-сми охотятся за этой информацией. Эти факты подаются в одном ряду с гороскопами, рецептами и советами по украшению дома. По-моему, это нивелирует проблему. Может быть, следует запретить  тиражирования подобных материалов? Я больше чем уверена, что такие посты наберут гораздо больше просмотров, чем например, рассказ об успешной матери 10 и более детей.

Н. П.: Я жила ещё в те времена, когда о некоторых социальных проблемах не принято  было говорить. Детские дома и  интернаты строились в глуши, персонал возили на работу на автобусах.  Пусть живут себе на обочине жизни, а мы будем радоваться успешному и приятному. Я помню, сколько надо было усилий, чтобы решить эти всплывшие проблемы.  Ведь путь ребят из детских интернатных учреждений был, к сожалению, традиционно учрежденческим: школа-интернат – тюрьма в  несколько ходок – дом престарелых. Поэтому я против замалчивания.

Я понимаю, почему новости, о которых мы с вами говорим, привлекательны и пользуются таким спросом. Все были детьми и все стали родителями. Любой взрослый знает, какими должны быть родители. Детско-родительские отношения всегда интересны публике, поэтому эти темы самые выигрышные – они самые читабельные, и они всегда будут популярны.   Но если скрывать, замалчивать негатив, он вылезет в самый непредсказуемый момент. Скроем — другие расскажут. Это всё равно что  сидеть в муравейнике и  от муравьёв отмахиваться.

Какой вопрос задаёт ребёнок, сталкиваясь с новым для себя явлением? Вопрос: «Он не кусается?»

Безопасность для ребёнка важнее всего. И это его базовое право. И когда мы слышим о страшных фактах, мы боимся и как дети, поскольку все мы были детьми, и мы боимся  как родители – за своих детей.  Журналисты — всего лишь люди, такие же, как и все остальные. Аудитория «дети и родители» — беспроигрышный вариант, позволяющий сделать 100%-й охват. Не потому что нащупываем меру дозволенного, а потому что это касается каждого. Экономика, спорт и культура интересны далеко не всем.  Чтобы писать на  политические темы, нужно иметь серьёзную квалификацию, чтобы писать об искусстве — то же самое. А тема детско-родительских отношений ещё и безопасна. Все, кому не лень, тренируются на этой теме.

Но мне, как гражданке, налогоплательщице, маме и специалисту, не хватает  компетентного анализа должностных лиц,  отвечающих за детско-родительские отношения. А кто может проанализировать?  Где интервью главного специалиста по этим вопросам из конкретного региона, а что говорит депутат?..  Нужно спросить всех, пусть выскажутся. Всех спросить и дать сказать. Каждый член нашего общества должен иметь чёткое представление, что делается на местах, какие сделаны выводы, какие меры были приняты.Если мы платим налоги, мы должны иметь право на безопасность и защиту. Качество работы людей,  отвечающих за благополучие детей,  должно подвергаться контролю. Как после этого чиновники могут оставаться на своих местах? За границей, если должностное лицо не справилось своими обязанностями, отправляют в отставку.  Как будто семьи живут у нас на небе. У нас так  много говорится  про межведомственное взаимодействие, так много документов подписано. Милиция и налоговая, финансисты, казалось бы, знают всё. А спроси их про семью —  не видели и не знают. Как будто никто не видел, что  родители выпивали. Где участковые? Когда я работала в Центре усыновления, если что-то случалось, мы всегда делали публикацию, в которой давали подробный анализ ситуации. Работы было много, но и результаты были хорошие: усыновление выросло в 2 раза. Зарплаты были невысокие, а работа велась. В связи с этим у меня вопрос: если человек вступил на должность госслужащего, ему что, не нужно повышать компетенцию? Вообще наш большой недостаток – серьёзная зарплата чиновников, из-за которой на этих хлебных местах оказываются не компетентные и ответственные люди, а чьи-то родственники и знакомые.

  А. Г.: Сейчас у нас семьи с 3 детьми и более не редкость. Но в большинстве случаев современные многодетные мамы  и папы воспитывались в малых семьях, и у них нет опыта по организации быта большой семьи. А если мамы таких девочек тянули семью на себе, то и они продолжают,  но уже с утроенной нагрузкой, не умея делить обязанности с супругом. И начинаются скандалы, депрессии, жалобы на семью, отбирание детей и случаи, о которых говорилось выше.  И нередки ситуации, когда отец, не выдержав нагрузки, уходит из семьи. Будущих усыновителей очень серьёзно готовят к новой роли, а в обычных семьях помощь заключается в том, что, когда ситуация достигла критической точки, детей забирают.  Есть ли у Вас мнение о том,  как  помочь решить проблему?

Н. П.: У нас сейчас вот какая ситуация. Усыновители сбились в общественную инициативу и занимаются самопомощью. Как говорится – на безрыбье…  Вот вы затронули тему усыновления. А лично я в расстроенных чувствах по этому вопросу: как человек, 12 лет жизни отдавший этой практике, с грустью смотрю, что на сайте Центра усыновления за последние два года ничего не изменилось: ни материалов новых, ни рубрик, ни новых возможностей. Текучка кадров, смена руководства постоянная. Учреждение с огромным потенциалом, но медленно и верно превращается в богадельню в самом тривиальном смысле этого слова. Жаль, очень жаль. Некудышний кадровый менеджмент. Как говорится, «сменяли боты на лапти».

Если говорить в общем, и не только об услугах усыновителям, а вообще – для широкого круга обычных семей, то сегодняшний их уровень можно определить формулой «ниже плинтуса».  У нас до заключения брака, при ЗАГСе, можно пройти добрачное консультирование, это отмечено в кодексе о браке и семье. Захотели молодые люди – пришли, и неважно, что «проконсультировала», их сотрудница ЗАГСа, которая уже трижды успела развестись – галочка поставлена.  Но это не те услуги, которые нужны семье. Родители, заинтересованные в развитии и укреплении своей семьи, не получают ничего. В стране 109 социально-педагогических центров. Почему там не проводятся курсы подготовки к семейной жизни, к родительству, по работе с подростками? Потому что в этом не заинтересованы люди, занимающие эти места. Я видела, как работают социальные службы в Польше, Дании, Израиле, Швеции. Местный уровень там – самый главный. Повторяю, у нас 109 территориальных социально-педагогических центров, а вы видели их сайты? Где спросить совета? Куда направить семью, столкнувшуюся с проблемой? А у нас ждут приказа сверху. Образовательное ведомство не работает в этом направлении. Где онлайн-общение со специалистом? Чтобы многодетная мама  или любая другая, которая не может прийти, могла получить удалённую помощь, консультацию. Где курсы по тайм-менеджменту для тех, кто не справляется быть эффективным родителем, где консультация психолога, встречи с более опытными мамами для молодой, которая устала и выгорает? У нас же проведут разовые акции – какое-нибудь районное, областное, республиканское родительское собрание – и всё, галочку поставили. А выхлоп – ноль. Наши социально-педагогические центры занимают площади по 300 квадратных метров. В них сидят люди, получающие заработную плату. Почему туда не хочет  прийти мама, которой реально нужна психологическая помощь в коррекции детско-родительских отношений?  Потому что там ей предложить нечего. А ведь есть ресурсы: не только люди и помещения, но и методики. Должны быть те, кто реально готов оказать помощь семье. Не в виде изъятия  детей. Специалисты должны быть опорой семье, а не карателями. Семья не должна бояться специалистов. Пока СПЦ занимаются вылавливанием пьющих родителей, нарастают проблемы в целом ряде благополучных семей. И за это время хорошая, но до ужаса уставшая мама может сделать непростительную ошибку… Допускаю, что есть центры, где такая работа ведётся. Но как об этом узнать? Где их реклама? У нас на каждом столбе висят объявления, где предлагают нарастить губы, ногти, ресницы. А где реклама социально-педагогических и психолого-педагогических услуг? В  Германии за счёт муниципалитетов в молодых районах, где  много неформальных детских объединений, тусовок, нанимают уличных соцпедагогов. Это обученные молодые ребята, которые входят в эти тусовки как участники и как неформальные лидеры. Это делается для того, чтобы предупредить девиантное, разрушительное поведение, чтобы подростки не падали с высоты, не отравлялись наркотиками и т. п. – чтобы проявление их неформальной активности было под контролем. Глава муниципалитета регулярно слушает соответствующие сообщения и принимает решение: кому, где и как помочь. У нас 109 социально-педагогических центров работают только с пьющими семьями. Почему нет клубов для родителей? Почему не провести районную супервизию для многодетных мам. Познакомить их, из  опытных и активных выбрать наставников, подружить их с молодыми. Но у нас нет таких услуг. У нас люди самоорганизуются. Но они как налогоплательщики, как граждане нашей страны имеют право на компетентную помощь специалистов. Иначе зачем тогда трубить о том, что «у нас семья под надежной защитой государства»?..

Беседовала Анна Галковская