О языке и свойствах музыки

Музыка передает чувства и эмоции: радость, печаль, влюбленность… Но как она это делает? И одинаковы ли мелодические приемы у разных народов, ведь музыкальные традиции разных стран существенно отличаются? Как ни странно, все музыканты мира говорят на одном языке, утверждают ученые. Они передают свой настрой через изменение музыкальных интервалов.

Исследователи из США и Сингапура задались вопросом — одинаково ли передают чувства мелодии разных стран, и как музыканты доносят до слушателя эмоциональный настрой? Известно, что музыкальные традиции, к примеру, Востока и Запада сильно различаются. Западные мелодии построены на привычной нам гептатонике, в которой звуковой ряд делит октаву 12 полутонов, а восточные — на пентатонике с двадцатью микротонами. От этого «чужая» музыка с трудом воспринимается на слух. Западному человеку восточная, например, японская или китайская, музыка кажется «булькающей», арабская или индийская — слишком заунывной.

Сингапурские и американские ученые задумались и о другой особенности. Возможно, решили они, можно провести параллель между различиями музыкальных традиций и разницей в фонетическом строе языков. В западных нетональных языках высота и длина звука меняется на одном только слоге — ударном. Ударение редко бывает смыслоразличительным (замок — замок, духи — духи), во всех остальных случаях слово, даже с неправильно произнесенным ударением, будет звучать понятно (глагол «звонит», конечно, режет слух, но смысл сказанного будет нам ясен).

Чего нельзя сказать о тональных языках, распространенных в Юго-Восточной Азии, тропической Африке и других регионах. В японском языке «одисан» — это дядя, а «одиисан» — с длинным «и» — уже дедушка. То же самой происходит с тетей («обасан») и бабушкой («обаасан»). В путунхуа (нормативном диалекте китайского языка) и того хуже — там четыре смыслоразличительных тона. Слово «ма», произнесенное высоким тоном, означает «мама», восходящим тоном — «конопля», нисходящим тоном — «мегера», а нисходяще-восходящим — «лошадь» (само собой, все это записывается при помощи разных иероглифов). Разумеется, звуковой рисунок этих языков сильно отличается от такового в нетональных языках. Логично будет предположить, что и музыка этих народов будет совсем не похожа на западную.

Но исследователи, к своему удивлению, обнаружили, что язык музыки почти универсален. Для эксперимента они сравнили, насколько сильно и часто меняется высота соседних тонов в трех западных (американском английском, французском и немецком) и трех восточных (китайском, тайском и вьетнамском) языках. Речевые фразы наговаривались и мужчинами, и женщинами.

Ученые собрали достаточно аудиоматериала, чтобы обеспечить надежную статистику. То же самое они проделали с национальными мелодиями этих культур. Они использовали музыкальные фразы из традиционных произведений, написанных до 1900 года, чтобы исключить взаимовлияние западной и восточной музыкальных культур.

Оказалось, что в традиционной китайской, тайской и вьетнамской музыке используется сравнительно много понижений и повышений тонов, как и в родных языках представителей этих культур. Кроме того, и речь, и музыка этих народов используют мало коротких мелодических интервалов (меньших, чем большая секунда) — то есть редко ставят подряд две ноты, расположенные рядом. Неудивительно, ведь и интонации тоновых языков буквально «скачут»! Зато в западной музыке, как и в языке ее слушателей, преобладают короткие интервалы (один-два полутона, то есть меньше или равные большой секунде). При этом сам звуковой узор фразы более ровный: понижений и повышений тона сравнительно меньше, чем в тоновых языках.

Получается, что музыка довольно точно «передает» наш язык, то есть буквально разговаривает с нами. Остается выяснить, что первично: мелодия или интонации речи? Не сомневаемся, что музыканты будут настаивать на первом, а лингвисты — на втором варианте.

Следующее исследование тех же ученых показало, что для выражения эмоций — язык музыки практически универсален. Для примера они взяли традиционную индийскую музыку карнатаку, которая звучит лирично и отдает некоторой меланхолией, и распространенный в юго-восточной Индии тамильский язык. Для примера западных средств интонационной и музыкальной передачи настроения ученые взяли западные мелодии и английский язык.

Как выяснилось, и в индийской, и в европейской культуре мажорное и минорное настроение передаются одинаково. Причем это верно как для интонационных средств в языке, так и для национальных мелодий. Лирическое, грустное настроение музыка и речь передают короткими мелодическими интервалами (то есть переходами между близкими друг к другу нотами), а радостному настроению соответствует увеличение мелодических интервалов, когда мелодия «скачет». Это справедливо и для восточного (тамильского) и для западного (английского) языка, а также для восточной и для западной музыки.

Нашлись, разумеется, и различия. Минорная музыка карнатака включает больше малых секунд и использует множество тритонов, которые в западной культуре используются в основном для сигналов сирены и считаются совсем не благозвучными.

Но сходства, без сомнения, преобладают. Есть и другие универсальные средства выразительности, которые передают эмоциональный настрой мелодии вне зависимости от устройства музыкального звукоряда: темп, интенсивность, тембр, а также основной тон или базисная частота. Язык музыки оказался универсальным. Какими бы ни были привычные нам мелодии, радостное или грустное настроение музыканта будет понятно любому иностранцу, воспитанному в другой музыкальной традиции.

Музыка возникла как лекарство

Одни считают, что музыка появилась из ритма, который помогал танцорам в ритуальных плясках, другие — что она возникла как синхронизатор движений при общей работе. Однако недавно двое американских ученых высказали предположение о том, что появление музыки связано в первую очередь с ее способностью сплачивать людей, объединять их общим настроением.

Известно, что музыка, как и другие виды искусства, родилась на заре цивилизации. Музыкальные инструменты каменного века представляли собой специально обработанные кости мамонта, которые издавали звук при ударе, костяные дудочки. Неудивительно, что одна из теорий гласит, что музыка появилась как дополнение к танцу — поэтому главенствующую роль в ней первоначально исполнял ритм, который помогал танцорам не сбиться. Другая гипотеза утверждает, что музыка сформировалась как подспорье в трудовой деятельности человека. Здесь основная роль тоже принадлежит ритму — под него было легче выполнять согласованные движения.

Широкое признание получила и лингвистическая теория происхождения музыки, в которой рассматривается ее интонационная связь с речью. Эта теория объясняет, к примеру, почему тягучая восточная музыка так непохожа на ритмичную западную. В традиционной китайской, тайской и вьетнамской музыке используется сравнительно много понижений и повышений тонов.

То же самое можно сказать и о родных языках представителей этих культур. Как в речи, так и в музыке этих народов используется мало коротких мелодических интервалов (меньших, чем большая секунда) — то есть редко ставят подряд две ноты, расположенные рядом. Интонации этих языков для непривычного слушателя тоже буквально «скачут» или «плавают». Зато в западной музыке, как и в западных языках, преобладают короткие интервалы — один-два полутона, то есть меньше или равные большой секунде. При этом сам звуковой узор фразы более ровный.

Чарльз Дарвин считал, что музыка является сексуальной приманкой. Соперничество самцов за самку велось на разных уровнях: кто лучше побеждает врагов, кто более хозяйственный, ярче выглядит — и, конечно же, более голосист! А вот психолог и невролог из Колорадского университета (США) Крис Лёрш придерживается другой гипотезы, которую, впрочем, тоже можно назвать «эволюционной». Он и его коллега Натан Арбакл предположили, что музыка была способом сплотить наших предков в одну дружную группу.

Арбакл и Лёрш обращают внимание на объединяющее воздействие музыки. Действительно, это заметно и на «квартирниках» с гитарой, и на рок-концертах в огромных залах. Песня, которые люди слушают и исполняют вместе, заряжает их общим настроением, превращая кучку разрозненных людей в коллектив с единым настроем.

Чтобы проверить свою гипотезу, ученые провели семь серий опытов, в которых приняли участие 879 студентов из разных стран. Экспериментаторы исследовали эмоциональные реакции на музыку и ощущение вовлеченности в группу у слушателей. Оказалось, что те респонденты, на которых музыка воздействовала больше всего, чаще признавались в потребности стать частью коллектива.

«На многих концертах возникает некое чувство общности, действуют правила взаимодействия людей, — говорит Лёрш. — Между людьми образуются широкие связи, все вокруг словно становятся членами семьи. Кто-то на сцене начинает размахивать руками, и все эти люди с широкими улыбками повторяют за ним. Достаточно взглянуть на их лица: сорок тысяч человек связаны воедино музыкой».

Конечно, найденной корреляции недостаточно, чтобы подтвердить теорию. И все же предположение Арбакла и Лёрша похоже на правдивое. Лёрш считает, что в такие моменты музыка связывает даже незнакомых людей, тем самым удовлетворяя их социальную потребность принадлежать какому-то сообществу.

«Наша основная мотивация в жизни — быть хорошим членом той или иной группы, — говорит он. Люди чувствуют себя прекрасно, сбрасывая индивидуальность и превращаясь в часть большого целого. Если кто-то не выполняет своих обязательств по этому «общественному договору», его освистывают, и неважно, насколько он при этом хороший музыкант».

Более того, ученые решились на смелое предположение: слушать музыку в одиночестве — это самообман. В действительности, в этот момент мы мысленно взаимодействуем с другими людьми — с теми, кто подобную музыку слушает, а еще с теми, кто ее исполняет. Кстати, одним из наиболее эффективных «коммуникаторов» Лёрш считает Стиви Уандера: «Он просто невероятно хорошо передает эмоции, заставляя вас чувствовать то же, что и он».

По материалам Pravda.ru