Больничка. Пасхальный рассказ

Вот уже неделя, как нас выписали и 10 дней, как я пообещала себе записать всё, что увидела. Но ни строчки. Из больницы пришли не одни: прихватили с собой вирус, теперь болеют трое. Слава Богу, стандартно. Слава Богу, самое страшное позади. Но много работы по сайту, много быта и много усталости. Какие тут выходные… Но если буду откладывать на потом, точно не напишу уже никогда. Сколько раз уже такое бывало. Пишу.

Очень не хотелось оставлять старших простывших  дочерей на пожилых родителей, поэтому очаговую пневмонию у сына решила лечить дома. Дала антибиотик и всё остальное, ночь прошла хорошо. За день сбивали температуру только раз – отлегло. А вечером жар не сбивался ничем. Когда я вызывала скорую,  термометр показывал  40,6…

После укола температура стала быстро спадать. Когда выходили из машины, Артёмка  был весь мокрый от пота. В приёмном покое нас уже ждал педиатр.

Нет, роды  — это не так страшно. Эта  боль ничто по сравнению с бессилием, которое испытываешь, не имея возможности помочь своему ребёнку. Это пытка. Но ещё большая пытка понимать, что из-за собственного упрямства я его чуть не потеряла. Что это я сама заставила его мучиться лишние сутки. Ставят катетер, пытаясь отыскать чуть видные младенческие венки на пухлых ручках. А я за дверью, мне нельзя к нему, иначе дёрнет руку, будет вырываться. Я слышу, вижу через стеклянную дверь, плачу и молюсь. Я с тобой, сыночек, я с тобой…

Наташино счастье

Спустя 20 минут после приезда  он уже рядом со мной, под капельницей. Палата интенсивной терапии. Новая соседка, попавшая  сутки назад с таким же, почти двухгодовалым малышом, предлагает моему Артёмке игрушки сына. Но ему ничего не надо. Лежим обнявшись. Он ещё всхлипывает. Глажу мокрый от пота лобик. На часах полночь. Чтобы вовремя перекрыть капельницу, не сплю, говорю с соседкой. Ей тоже надо выговориться за сутки одиночества.

Захар — её четвёртый ребёнок. Родила в 42. Муж, который старше на 6 лет, заставлял делать аборт: стыдно ему было. Младшей дочке было 9, старшему сыну – 19. И она записалась. Как ни отговаривала её врач, стояла на своём. Сдала все анализу, оставалась только консультация психолога. «Я сама не своя была. Всё плачу и постоянно вижу его, уже рождённого, во сне. Волосики вижу, ручки маленькие глажу. Я, ничего не говоря мужу, поехала к одной пожилой женщине. Она встретила меня на пороге и сразу сама же мне и  сказала, что я беременна и что стою на распутье. Сказала ещё, что, если сделаю аборт, заболею раком, а дети будут много страдать и тоже недолго и тяжело проживут. А если рожу, муж одумается и будет любить малыша очень сильно, и что этот ребёнок скрепит нас».

Консультация психолога была назначена как раз на 14 октября — день матери. Но Наташа не поехала. Приготовила праздничный ужин, надела красивое платье, сделала макияж, уложила волосы. Когда за столом собралась вся семья, она объявила: «Дети, скоро у вас появится братик или сестричка». Дети обрадовались, а муж только спросил: 

 — Tы так решила?

 — Решила.

И снова у него был запой, он снова её бил. Она снова подала на развод. Когда его забрали в последний раз, он слёзно просил забрать заявление: «Меня же посадят». Участковый, соседи, подруги все говорили: «Дура, не забирай». А она забрала. Он пообещал не пить.

Спрашиваю: «Зачем, Наташа? У тебя же есть большая квартира в городе. Жили бы с детьми спокойно. Без скандалов. Без побоев». А она говорит: «Я знала, что за него надо бороться. Это болезнь. А в трезвом состоянии он другой. Совсем другой. Он для детей сделает всё. Он их на ноги поднимет и образование даст. Одна я не подниму. И мне он ничего не жалеет. Дорогие подарки дарит. Мы ведь женаты уже 23 года, а знаю я его с 16 лет. Всякое  у нас было. И плохое, и хорошее».

Пить он перестал. Много работает, хорошо зарабатывает. Руки золотые. За всё берётся. Сейчас на заработках. У Наташи и так Смольный: трое детей трезвонят, да ещё  подруга, которая доит её корову, да ещё сборщица молока, да родственники. А муж из командировки по нескольку раз на день звонит:  «А вот я Захару машинки купил, а хорошо ли он кушает, а не болит ли ему, а что доктор сказал…». Свои работы показывает: что сделал, как получилось – ему нужно её одобрение.

Tеперь он уважает жену и прислушивается к ней. Слушает во всём. Ворчит, конечно, но соглашается…  Наташа любит показывать семейные фотографии. Сейчас у неё уже не тот взгляд запуганной и грустной женщины, как на снимках 3-летней давности. Она даже моложе кажется. Глаза светятся. Смотрит она уверенно и спокойно. Было, за что бороться…

С годами становлюсь суеверной. Боюсь, как бы не сглазить. Tак и хочется сплюнуть через левое плечо. Сохрани их, Боже, и помоги.

Отказники

Сегодня сенсация в отделении: мать отказалась от двойняшек и 8-летнего старшего сына. Рожала в другом городе по показаниям, месяц малыши добирали там вес. А выписали — ушла  в загул. Дети были одни 3 дня. Их забрали, привезли в больницу. Мать приехала и написала отказную.

Мальчик и девочка, которым всего по месяцу, — хорошенькие, в розовом и голубом конвертах  — лежат поперёк больничной кровати. Спят они плохо. Еды хватает —  мамы нету. Из одиночной палаты к ним перевели Олю – присмотреть первое время. 3 года назад и у неё родилась двойня, а старшему тоже было 8. Сейчас она лежит с одной из младших девочек — пневмония. Малышка занята игрушками, а Оля то и дело берёт на руки плачущих крошек. Медсестра ругается: «Приучишь, а кто их потом носить будет?». За 34 года её работы таких случаев  было немало. Говорит, по полгода дети жили в отделении. Сейчас забирают быстро и усыновляют быстро – много приёмных семей, много бесплодных  пар.

Здоровые, славные малыши — где-то их ждут уже любящие мама и папа. Но до боли жалко 8-летнего. Я легко определяю его в компании ровесников, сидящих на диване. У всех шлёпанцы, а у него кроссовки: никто не позаботился о сменной обуви. Другие дети, впервые оказавшись в больнице, робкие, скучающие. Он на вид увереннее их. У него хороший телефон. Держится лидером. Позже узнаю, что за 8 лет его забирали уже несколько раз. Потом возвращали.  Жалко, потому что вряд ли его возьмут в одну семью с братом и сестрой.

После обеда услышала его радостный крик: «Папа пришёл!»…

 Артёмка постоянно зависает у меня на руках у двери с окном в  фойе: ждёт бабушку, дедушку и сестёр. И снова мы тут. Невольные свидетели чужой жизни. Рядом с папой сидит 3-летняя девочка. На сына отец не смотрит. Молчит, смотрит на колонну, на потолок. На сыне не смотрит. У него другая семья, и его жене мальчик не нужен. Сашка понимает, конечно…

Он так и не обнял сына. Ушёл. К вечеру Сашка выглядел потерянным.

А через два дня прошёл слух, что мама решила вернуть детей. Мальчик был счастлив, ждал, волновался. Но в тот день она не пришла. Вернулась на полтора дня позже. Он не отходил от неё, боялся что уйдёт. На пост – с ней, в столовую – вместе и всё спрашивал: «Tы не уйдёшь?» Его перевели к ней в палату. Он помогал ей во всём. В субботу утром она оставила на него детей и уехала «за памперсами». Он только спросил: «Tы вернёшься?».  За ужином она была. Ей не терпелось домой, и она обвиняла персонал в плохих анализах своих детей: «Их здоровыми из роддома выписывали!». Неужели мама может не понимать, что для её крошечных детей, ещё месяц назад связанных с ней пуповиной, её отказ как приговор, как смерть. Какие там анализы… Господи, что же это?..

Полинка

Положили в отделение бабушку с 6-летней внучкой. Дети такого возраста уже одни лежат. Но девочка ещё в школу не ходит, несамостоятельная, поэтому бабушке разрешили спать с ней на одной кровати. Полинка очень любит маленьких. А наше любимое окно в фойе-как раз рядом с её палатой. Через 20 минут мы уже друзья. Артёму лучше, и он рад новому знакомству.

 Полинка щебечет, сидя рядом с нами на диване. Слушаю, улыбаюсь. Периодически к нам заходит одна из  санитарок — глянет и уйдёт:

— Кто это?

— Нина, тётя моя. Работает здесь.  

Полинка дружит с Tанюшкой. Ей тоже 6, но она лежит одна. Мама и папа приезжают к завтраку, обеду и ужину: кормить, подкармливать и переодевать. Я сразу поняла, что папа у Tанюшки милиционер. Глядя на свою руку с катетером, она спросила меня: «А почему у Егорки нет алкотестера?»  Ну, созвучные слова…

   В тот вечер Tанины родители задержались в палате. А Полинка загрустила на кожаном диване. Бабушки не было рядом – обнять было некому. Я взяла её на руки, прижала к себе крепко-крепко. Глажу, качаю на коленях. Понимаю, что заскучала по маме. Но осторожно молчу. А она говорит: «Ко мне мама больше не придёт»…

А вечером бабушка расскажет мне, что у неё три дочери. Нина старшая. Младшая, которую она родила в 48, заканчивает школу. А мама Полинки оставила девочку 3 года назад. Гуляет… Бабушка говорит мне: «Она не может помнить». Но это неправда. Полинка, конечно, помнит…

Память у маленьких детей не хронологическая. Она эмоциональная. Фрагменты вспыхивают непоследовательно. Я ушла от мужа, когда средней дочке исполнилось два. Её папа приезжал иногда, но она всегда думала, что мы так и жили порознь. Хотя я не скрывала, а, наоборот,  показывала наши совместные фото, наше прежнее жильё. Но она не воспринимала. И вдруг — как сейчас помню – она говорит: «Как мы здесь оказались, мама? Ведь мы жили в другом городе, в другой квартире. Tам ещё были такие же часы, как у бабушки в комнате»…

И Полинка помнит…

Суббота. Tепло и солнечно.Tихо. Завтра Пасха. Нам разрешили выводить детей на улицу. За неделю, в течение которой мы не выходили, всё преобразилось: все деревья в цвету, яркая трава, у магазина   — пучки розовой редиски с сочными зелёными листьями. Всё в весёлых одуванчиках.  В воздухе разлито ожидание Праздников Праздника.

Возвращаюсь в палату и вижу: в фойе на руках у молодой женщины сидит Полинка. Рядом с ней другая. Она больше походит на мужчину. «Это моя доченька, посмотри, какая у меня доченька!» — обращается к ней первая. Её можно было бы назвать даже  красивой, если бы не взгляд…  В руках у девочки маленький разноцветный пони. Мама ушла, а лошадку Полинка не выпускала из рук целый день. А вечером, свернувшись калачиком, она лежала на руках у бабушки. Светленькая, прозрачная, голубоглазая, с синими венками на лобике. Поднялась температура. На следующий день с самого утра ей поставили капельницу. Больше мама не приходила.

Вера

Она поступила сразу с двумя малышами: 3 и 1 год. Досмотренные, упитанные, а она… У неё перекошенное лицо, один глаз почти не закрывается. Одета скверно. Прохладно, а она в коротких шортах и затрапезной рубашке.

Она всё ещё кормит своего младшего здоровячка, который уже ей, маленькой и худенькой, до груди достаёт. Кроме того, она постоянно бегает  за гиперактивным старшим. Ей действительно жарко.

-Зачем кормишь до сих пор? Пожалей себя, совсем замученная, — говорит Наташа.

 — Понимаете, через месяц, возможно, у меня будет операция. Во всяком случае на месяц я уеду и точно не смогу кормить дольше. Это же полезно для него.

 — Какая операция?

 — Пластическая. Вы же не думаете, что я всегда такая была?.. Просто после первых родов обнаружили опухоль мозга больших размеров.  Доброкачественную, но большую. Часть удалили. Часть осталась, но она не мешает…

 — Плохо сделанная операция?

— Отлично сделанная операция. Лицо — это был самый минимальный риск. Меня могло полностью парализовать. И парализовала частично: 2 недели после операции ноги не двигались. Но отпустило. А лицо… Слава Богу, хожу.

 — И ты решилась на второго?

 — Конечно. Мне после родов даже казалось, что лицо восстановилось. Была вероятность. Но нет…

-А пластика поможет?

-Надеюсь. Но пока я буду ложиться на обследование. Врачи могут отказаться…

-Вера, тебе муж помогает?

-Конечно, но он сейчас в командировке, учится.

— А родители?

 — Мои далеко, а у него только мама. Мы с ней живём.

-Помогает?

-Конечно.

-А почему не приходит?  Вы неделю лежите…

-У неё же работа до 6-и. Деньги у меня есть, покупаю что надо…

Образованная девочка, имевшая хорошую работу по распределению, переехала в наш городок, на другом конце страны, за своей студенческой любовью…

Муж приехал их навестить  перед Пасхой. Высокий, красивый, здоровый. Дети к нему так и льнули. А она  робко спросила его:

 — Можно, я пойду помоюсь?

-Конечно, иди.

-А ты что, с ними побудешь? Сразу с двумя?

— Побуду.

Все крошечные наши мальчики, соскучившись по папам, притихли, сели рядом с этим молодым мужчиной   и его детьми. И часа полтора мы были свободны. Ему ничего не надо было делать. Дети просто играли в машинки у его ног. Как минимум 3 мамы в этот вечер отдохнули, сидя в креслах. Никто ни за кем не бегал, никто  не плакал до самых уколов. Этот папа остался до позднего вечера. Покормил детей ужином, сводил на болючую  процедуру и уложил в кровати. Но на следующий день пришёл с другом. Ненадолго. Отметиться. Праздник ведь…

Я две ночи не могла уснуть. В этой девочке видела себя. Просто никому не нужна наша жертвенность: ни мужу, ни детям. Мы не имеем права обесценивать свою жизнь. Свою внешность, свою душу, свои потребности. У нас нет права себя не любить. Ведь нас любит Бог, Он вручил нам нашу жизнь как дар. Мы не можем Его оскорблять, обесценивая этом подарок. Быть красивыми, следить за собой — эта наша обязанность. Дети и муж не просят жертвы — им нужна любовь — счастливая, радостная, с улыбкой, теплом и нежностью частых объятий. Не на износ,  а наоборот — чем больше, тем радостнее . И если мы семья, мы делим всё пополам: и радость, и  горе, и силы, и болезни, и мытьё посуды, и уборку дома, и свободное время, и время, посвящённое детям, и планы, и ожидания, и последнюю чашку кофе.  Прежде всего мы, наши отношения, наша любовь, потом  — дети. Нам необходимо воспитать их, сделать по-настоящему взрослыми, ответственными и уверенными и… отпустить. А мы останемся друг у друга. Должны оставаться до конца.

Свет Светланы

 Ходит по коридору с полугодовалым малышом худенькая девушка с косой. У неё пятеро погодок!  Ей 28, а выглядит она на 17. Она смуглая, темноволосая, но какая-то удивительно светлая. Очень спокойная. Уехала из столицы в далёкую деревню и счастлива. Ей всё нравится. Она любима. «Вот где идиллия», — думаю я.

А потом выяснится, что первый муж оставил Свету с двумя детьми на руках. Она вынуждена была обратиться за помощью в один из центров по поддержке матерей. Ходила, развивала малышей, общалась с психологом, с другими мамами. А потом  ей предложили поучаствовать в фотопроекте, где замученных и грустных мам преображали стилисты. Она показывала фото. Настоящая звезда. Бывший супруг кусал локти. Но было уже поздно… Но если бы я умела рисовать, я бы изобразила её не яркой дивой, а такой, какой встретила в больничном коридоре.  С тихим светом в карих глазах. Её нынешний супруг такой её и полюбил. Ну, мне так кажется.

Пасха

Ещё с вечера субботы у нас с Наташей лежала в холодильнике освящённая заранее пасхальная снедь. Мама мне даже рушник положила – на стол застелить —  и свечку со спичками.

Как только расстелили рушник на столе, наши маленькие мужчины уселись вдвоём на один стул и ждали в торжественной тишине, что будет. Девчонки бы уже 100 вопросов задали, а эти не суетятся, чувствуют важность момента. Мужчины…

Мы положили кулич, освящённые яйца, другие вкусности. В кулич воткнули свечу. Я спела тропарь, и пир начался. Ох, какую радость мы получили, увидев как наши елеежки, уплетали за обе щёки! Особенно крашеные яйца. А потом пришли Вера и Света со своими малышами, и кто-то ещё. И всех мы угощали куличом. И радовались, и немного поговорили о своём о женском. А потом санитарка пришла и объявила, что сегодня, в пасхальную ночь, у неё родилась третья внучка.

А на следующий день нас с Наташей и Веру выписали. Захар и Артёмка, видя, как собираются мамы, не отходили друг от друга. Играли только вместе. А потом вдруг стали в дверях, посмотрели друг другу в глаза и два раза обнялись. А Захар  вдруг дал Артёму на прощание лизнуть свой чупа-чупс…

Когда мы вышли на улицу, небо казалось прозрачным. Вот, кажется, одёрнешь эту голубую завесу, и увидишь там всё. Иной мир, иную жизнь, иное… Я впервые за много лет не была на пасхальной службе. У меня не было полноценного поста. И впервые я не корила себя за это. Бог дал мне именно так провести эти недели, это долгожданное Воскресение. И это Его новый дар, который тоже надо принять с радостью и благодарностью.

Мы ехали домой, мы были здоровы, мы снова были все вместе.

Анна Галковская