«ОНИ РОЖДАЛИСЬ ЖИВЫМИ»: ПОДВИГ АКУШЕРКИ ОСВЕНЦИМА
Освенцим – место, где человеческая жизнь ничего не стоила. Но даже там нашлось место подвигу, не меньшему, чем на передовой. В лагере смерти, среди грязи, крыс и холода, одна женщина каждый день шла против самой смерти.
Её звали Станислава Лещинска, польская акушерка, которая приняла более трёх тысяч родов в аду, где детей было не суждено жить.
Когда началась война, Станиславе было за сорок. До ареста она работала акушеркой в Лодзи, помогала роженицам в бедных кварталах. В 1943 году её вместе с семьёй арестовали за помощь евреям и отправили в Освенцим-Бжезинку.
Казалось, судьба решила испытать её профессию на прочность.
В лагере, среди бараков, сколоченных из сырых досок, ей пришлось снова выполнять свой долг.
«Из тридцати пяти лет работы акушеркой два года я провела как узница лагеря, – писала позже Лещинска. – Я продолжала выполнять свой профессиональный долг».
Она принимала роды прямо на холодном кирпичном полу
Рядом с печкой, которую топили лишь несколько раз в год. Воды не было – за одно ведро приходилось идти двадцать минут. Женщины лежали на голых досках, без простыней, без перевязочных материалов, среди крыс и грязи.
Когда в барак приводили беременных, никто не надеялся на чудо. Немецкие врачи Роде, Кёниг и Менгеле не считали нужным помогать «представителям другой расы». Всё, что происходило, должно было закончиться смертью. Но Станислава не смирилась.
Она рожала вместе с ними – без инструментов, без лекарств, с одной лишь верой, что жизнь сильнее.
«Количество принятых мной родов превышало три тысячи, – писала она. – Несмотря на грязь, холод, болезни и отсутствие воды, происходило нечто необыкновенное».
Её дети – эти маленькие чудеса среди ужаса – все рождались живыми
Но чудо длилось недолго. До мая 1943 года всех новорождённых детей в лагере топили. Это делали две женщины – надзирательницы Клара и Пфани. Клара сама когда-то была акушеркой, осуждённой за детоубийство. Теперь она выполняла свою страшную работу с усердием. После родов в бараке раздавался булькающий звук воды – и вскоре тела выбрасывали наружу, где их разрывали крысы.
Позже детей делили: светловолосых и голубоглазых отправляли в Германию, чтобы «перевоспитать». Остальные умирали от голода и холода.
Лещинска вспоминала: «Их кожа становилась тонкой, словно пергамент, сквозь неё просвечивали сухожилия и кости. Дольше всех держались советские дети».
Среди тысяч трагедий ей особенно запомнилась одна
Молодая женщина из Вильно, отправленная в лагерь за помощь партизанам, родила мальчика. Едва успела прижать его к груди, как услышала свой номер – её вызывали в крематорий.
Станислава пыталась заступиться, но бесполезно. Женщина завернула малыша в клочок бумаги, прижала к груди. Она хотела спеть ему колыбельную, но не смогла произнести ни звука. Только слёзы катились по лицу, падая на головку ребёнка.
Позже Лещинска писала: «Что было трагичнее – смерть младенца на глазах матери или смерть матери, которая уходит, зная, что её ребёнок остался один?»
В отчёте, который позже назовут её «рапортом совести», Станислава писала:
«Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчёт о смертельных исходах. Я ответила, что не имела ни одного – ни среди матерей, ни среди детей».«Он не поверил. Сказал, что даже немецкие клиники не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть».
Возможно, её спасала не наука, а вера. Она не позволяла никому убивать младенцев в её присутствии. Иногда, рискуя жизнью, прятала новорождённых среди тряпья, пыталась подкармливать их крошками хлеба, которые отдавали другие заключённые.
К маю 1945 года из трёх тысяч детей, принятых Станиславой, выжило меньше тридцати. «Все дети рождались живыми. Их целью была жизнь», – писала она.
После освобождения лагеря Лещинска вернулась домой, снова работала акушеркой. Она не искала славы, не рассказывала о себе – только однажды, в 1965 году, написала этот рапорт.
И в его финале – слова, которые стали завещанием:
«Если в моём Отечестве когда-нибудь появятся тенденции, направленные против жизни, я надеюсь на голос всех настоящих матерей и отцов в защиту ребёнка. Природа вместе с акушером борется за жизнь и провозглашает прекраснейшую вещь на свете – улыбку ребёнка».
Сегодня имя Станиславы Лещинскойпроизносят с тем же почтением, что имена военных героев. Только её фронт был другим – без оружия, но с той же безграничной отвагой.
Она не стреляла, не шла в атаку, но каждый день спасала жизнь, вопреки смерти.