Аборт по медицинским показаниям
Хотите посмотреть на сферический разговор об абортах в вакууме? Телеканалу «СПАС» удалось собрать ток-шоу, в котором были абсолютно все нормативные составляющие такой «дискуссии». Говорят, хорошие шахматисты могут просчитывать ходы соперника чуть ли не до конца партии. Вот так и тут: я прямо слышал следующую реплику оппонентов. Это не потому, что я хороший шахматист или великолепный демагог. Просто именно так выглядят абсолютно все разговоры про аборты, которые я видел за последние десять лет. Неважно где – в каментах, на форумах, в ток-шоу. И на что я хочу обратить внимание: программа длится один час и тринадцать минут – и сорок минут, не меньше, занимает обсуждение, которое началось сразу, на пятой минуте. «А что если есть медицинские показания?»
Ох уж эти «медицинские показания». Убойный козырь. Причем реально убойный – передачу-то слили фактически. А почему? Потому что в отличие от каких-то там «не могу ипотеку отдать» или «не хочу ребенка» вопрос диагноза объективный и предметный. Но не это самое главное. Главное то, что под этим словосочетанием каждый подразумевает то, что он хочет, и поэтому использование этого аргумента – быстрый, простой и эффективный способ заболтать разговор. Посмотрите диалог врачей с конца седьмой минуты. Один говорит про тромбоэмболию матери, с которой можно выносить ребенка, а другая – про отсутствие брюшной стенки у плода. В огороде бузина, а в Киеве дядька, да.
Так что делать? Как отвечать и дискутировать на эту тему? Сейчас всё расскажу.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВВЕДЕНИЕ
Первое. Нельзя впихнуть невпихуемое и объять необъятное. Рассуждать на тему конкретных диагнозов у конкретных людей невозможно по определению, так что в общих чертах может быть сформулировано только отношение к типам ситуаций: 1) развитие беременности угрожает жизни матери; 2) ребенок нежизнеспособен; 3) ребенок имеет дефекты развития; 4) внематочная беременность; 5) изнасилование.
Второе. Разводя дискуссию о «медицинских показаниях», надо учитывать статистику, которая говорит о том, что по данной статье проходит не больше 3% от общего числа абортов. По данным ЦНИИОИЗ, в 2012 году доля абортов, выполненных по медицинским показаниям, составила 2,63% от общего количества. Начиная с 1992 года их доля колебалась от 1,4% до 4,2%. При этом доля абортов, сделанных по желанию, составила в том же 2012 году почти 69%, а в 1992-м – 87,7%. Очевидно, что на общую картину аборты по показаниям влияют не сильно, занимая фактически последнее место, т.к. количество криминальных абортов и абортов по социальным показаниям вообще исчезающе мало. Это как бы говорит нам о том, что проблема не первостатейная. А вот в разговорах наоборот – 90% об этом.
Третье. Особую сложность ситуации придает тот факт, что тут есть конфликт интересов как минимум двух равноценных индивидов (это если не считать уже имеющихся детей данной женщины). Можно, конечно, изящно нивелировать проблему, заявив, что «жизнь одного человека (ребенка) представляет большую ценность, чем здоровье другого человека (женщины)», как это делают некоторые активисты, но, на мой взгляд, это не самое лучшее решение.
Четвертое. Политический момент. Если говорить о каком-либо ограничении или даже запрете абортов, то возникает вопрос наличия исключений. Плюс классическая проблема «жизнь одного против жизни многих». Допустим, народ соглашается ограничить аборты по желанию, но требует оставить по медпоказаниям. И раз наличие возможности сделать аборт остается, соответственно, все равно гибнут нерожденные дети, да и коррупционная лазейка появляется. В ряде стран аборты запрещены и по медицинским показаниям тоже, и ничего – живут как-то. В Польше опять же недавно скандал был, когда власти решили запретить аборты окончательно. И это при учете того, что по официальной статистике там абортов что-то около тысячи в год было.
Пятое. Как в автомобиле самая ломающаяся деталь – это прокладка между рулем и сиденьем, так и тут. 99% людей, обсуждающих эту проблему, даже приблизительно не знакомы с предметом дискуссии.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СУТЬ
Необходимое примечание. Два слова: «гипердиагностика» и «перестраховка». Причем не на уровне конкретных врачей, а заданные стандартами сопровождения беременности. Количество анализов и исследований, которым подвергается беременная женщина, хотя и не достигло бесконечности, но уверенно к ней стремится, и найти в них что-то не отвечающее нормативам рано или поздно удается. А потом начинается направление в специализированные центры, «не хотите – пишите отказ» и так далее. Дополнительный стресс. Ну и плюс фактор личности. Можно столкнуться с таким узистом, что он тебе и рак мозга найдет. Но это тема отдельного разговора. Самое интересное, что за результаты диагностики никто никакой ответственности не несет. Скажут «больной ребенок», сделают аборт, а патанатомического исследования плода не будет. Был там условный синдром Дауна или нет – неважно. Вот бородавку если удалят, то ты получишь справку от патологоанатома, а тут – нет. Нужен такой объем исследований или нет, какие есть проблемы – тема отдельного профессионального разговора. Но факт остается фактом: обследований много, найти что-нибудь подозрительное могут практически у всех.
Первое. Угроза жизни матери
Для того чтобы выработать отношение к данной проблеме, необходимо определить объект защиты. Если в его качестве мы выбираем только ребенка в утробе, тогда какие-либо интересы матери мы можем объявить второстепенными или несущественными и, соответственно, их не учитывать. Если же мы считаем, что мать также является подзащитной, то тогда возникает явный конфликт интересов, который необходимо решать с учетом всего разнообразия возможных факторов.
Отношение к данной ситуации с точки зрения Православной Церкви достаточно явно выражено в Основах социальной концепции РПЦ:
XII.2. <…> В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь.
Хотя существует довольно распространенное мнение о том, что в данной ситуации надо принимать всё как есть («положиться на волю Божью»), я не могу с этим однозначно согласиться. Когда речь идет о человеческой жизни, решать может только обладатель этой самой жизни. Нельзя никого насильно сделать героем. Конечно, есть масса случаев, когда женщина с онкологическим заболеванием, например, отказывалась от химиотерапии, чтобы сохранить беременность. Но я не могу взять на себя смелость на основе подобных случаев делать какие-либо категоричные выводы и тем более настаивать на том, что для данной проблемы есть только одно решение.
Второе. Нежизнеспособность ребенка
Допустим, что развитие беременности не угрожает жизни матери напрямую, но у плода имеется подтвержденная фатальная патология. С одной стороны, решение однозначное. С другой стороны, надо понимать, что принудительное родоразрешение – это риск для матери, и, возможно, стоит позволить ребенку родиться естественным путем. Опять же: в случае искусственного прерывания беременности тело родителям не отдадут, а утилизируют как медицинские отходы. Хотя некоторым людям, особенно верующим, было бы важно похоронить ребенка по-человечески. И если брать религиозный аспект, то и окрестить, если уж есть такая возможность. Повторю, каждая такая ситуация должна рассматриваться индивидуально, и здесь нет и не может быть каких-то общих для всех решений. Но некоторые опции в нашей медицине на данный момент отсутствуют напрочь.
Третье. Инвалидность ребенка
Очевидно, что с точки зрения здорового человека инвалидность представляется чем-то запредельно ужасным. Никто не хотел бы лишиться ног, рук, зрения или разума. И тем более не хотел бы, чтобы у него родился такой ребенок. Это вполне понятная эмоциональная позиция. Но, как всегда, реальность отличается от того, что люди обычно себе представляют. Здесь в первую очередь стоит сказать о том, что отклонения в развитии бывают разные. В рамках этой статьи можно разделить их на поддающиеся лечению, например гидроцефалия, требующие поддерживающей терапии и особого ухода, как синдром Дауна, и самые тяжелые случаи. Такое разделение весьма и весьма относительно, но позволяет хотя бы в первом приближении внести некоторую определенность, потому что обычно речь идет о каком-то совсем условном заболевании.
Что касается случаев, поддающихся терапии, то стоит отметить, что далеко не все родители особенных детей жалеют о том, что у них такие дети родились. Также стоит подумать о следующих моментах:
1. С учетом того, что у нас в стране фактически свободно производятся аборты, инвалиды продолжают рождаться. И далеко не все заболевания, в том числе и такие, по сравнению с которыми синдром Дауна может выглядеть как легкое недомогание, диагностируются пренатально. Кроме того, инвалидом человек может стать и после рождения. (Об этом позже.)
2. Диагностика, направленная исключительно на то, чтобы любой ценой вычислить инвалида, будет трактовать сомнения в худшую сторону. Как это, собственно говоря, и происходит сейчас. В отсутствие контроля результатов это приводит к тому, что на одного действительно больного приходится еще один-два-три (статистику-то неоткуда взять) здоровых, абортированных по подозрению. И даже не только потому, что врачи не могут правильно что-то диагностировать. Всегда есть определенная доля женщин, которые не приняли окончательное решение. И им достаточно небольшого воздействия, чтобы чаша весов склонилась в ту или иную сторону.
3. Можно сколько угодно закрывать глаза на людей с ограниченными возможностями, но они были, есть и будут. Очевидно, что единственный способ реально избавиться от них – убивать после рождения. Я надеюсь, что до такого прогресса гуманистической мысли мы все-таки не дойдем. Значит, надо научиться жить так, чтобы любой человек имел возможность реализовать свои потенциалы. Не мы первые столкнулись с такой проблемой, и опыт в данной сфере уже наработан достаточно большой. Остается его применять на практике. Причем такое изменение среды принесет пользу и здоровым людям, потому что в низкопольный автобус удобно забираться не только с инвалидной коляской, но и с детской, по пандусу может зайти и бабушка, которой трудно подниматься по ступенькам, а за наличие спусков с тротуара местную администрацию благодарят и велосипедисты. Стоит также не забывать, что любой, даже самый здоровый, человек может в любой момент оказаться инвалидом. И ему будет намного легче в том случае, если его жизнь и социальная активность на этом не прервутся.
4. Самое интересное. В данном случае неотъемлемой частью борьбы с этим видом абортов должна быть социальная поддержка. Мы должны быть готовы сказать: твой ребенок не такой, как все остальные, но мы ценим абсолютно каждую человеческую жизнь, поэтому готовы помочь тебе с воспитанием этого ребенка любыми средствами, включая помещение под наш присмотр. Церковные приюты для таких детей действительно существуют, причем часто они абсолютно уникальны, как, например, приют для слепоглухонемых детей в Сергиевом Посаде. Но нужна более системная работа.
Четвертое. Внематочная беременность
Тут будет некоторое количество специальной информации, но это необходимо. Беременность, при которой оплодотворенное яйцо имплантируется вне полости матки, называется внематочной (эктопической) – graviditas extrauterina, при этом имплантация яйцеклетки происходит вне децидуально измененного эндометрия. Внематочная беременность возникает примерно в 2% случаев. Децидуальные изменения клеток эндометрия – это особое состояние, фактически подготовка матки к принятию плодного яйца, если оно оплодотворено, и к развитию беременности. Децидуальная ткань играет важную роль в имплантации плодного яйца, а также выполняет функцию защитной прослойки от повреждения стенок матки агрессивно внедряющимся хорионом – ворсинками плодного яйца.
Для тех, кто не в курсе. Есть яичник, где созревают яйцеклетки, есть матка, где оплодотворенные яйцеклетки развиваются, и есть маточная труба, которой яичники и матка соединяются. И вот созревшая яйцеклетка по этой трубе ползет-ползет и натыкается на рой сперматозоидов. (Или не натыкается, но это другая история.) После непродолжительного кастинга происходит оплодотворение, и яйцеклетка начинает делиться. И, конечно, ползти дальше в матку, которая всячески готовится к приземлению и дальнейшему развитию беременности. Но может произойти неприятность, и яйцеклетка попытается имплантироваться где не надо: в трубе (чаще всего – 98% случаев), яичнике или шейке матки. Иногда может выйти в брюшную полость и попытаться имплантироваться там. Чуть ниже об этом расскажу.
Так вот: нигде, кроме матки, эмбрион развиваться не может. Никакой другой орган не обладает нужной эластичностью и не может сопротивляться проникновению «корневой системы» эмбриона. Развитие беременности приведет к повреждению органа, внутреннему кровотечению и, возможно, смерти матери. Практически без шансов. Но в каждом правиле есть исключения. По статистике, 98% внематочных беременностей являются трубными, 0,1% – шеечными и, по разным данным, от 0,0003% до 1,4% – брюшными (абдоминальными)[1]. Именно в случае развития брюшной внематочной беременности плод имеет некоторые шансы (около 20%) развиться до того срока, на котором можно будет сохранить его жизнь после извлечения из тела матери.
Поясню на конкретном расчете. Берем 100 миллионов беременностей. 2% от общего количества беременностей внематочные (это 2 миллиона). Из них брюшных 0,003% – 1,4% (от 60 штук до 28 тысяч). Имеют шансы успешного родоразрешения 20%, то есть от 12 штук до 5,5 тысяч. Натуральные исследования показывают число, близкое к минимальному расчетному: «Живорождения при абдоминальной беременности крайне редки. Например, при количестве рождений в мире около 130 млн детей в год удалось идентифицировать всего 38 случаев живых детей, рожденных от таких беременностей за пять лет (2008 – 2013), причем материал собирался по 16 странам, на разных континентах»[2].
Интересно отметить, что даже в Ирландии, стране с одним из самых жестких противоабортных законодательств, подход к внематочной беременности близок к российскому: на тематическом сайте говорится, в общих чертах, следующее: внематочная беременность – это угрожающее жизни состояние. К сожалению, сохранить её невозможно. Далее перечислены методы, которые предлагает медицина для помощи женщинам в такой ситуации. Причем упоминается и «наблюдение». Но подчеркивается, что оно возможно только в том случае, если такая беременность находится на очень раннем сроке и является «замершей» (снижается уровень маркерных гормонов и др.). И это делается для того, чтобы избежать травмирующих операций по удалению трубы и т.п., а не по причинам возможности продлить такую беременность. Расчет на то, что она сама исчезнет. Наоборот, если появляются признаки её развития, то ставится вопрос о её скорейшем удалении, чтобы избежать опасного для жизни разрыва трубы и т.п. То, что в очень редких случаях, на уровне чуда, такие беременности могут приводить к рождению живого ребенка, – это исключения, которые не могут опровергнуть имеющиеся в настоящее время данные об этом патологическом процессе, а наоборот, только подтверждают их. И не могут определять медицинские методы помощи женщинам в таких ситуациях.
Аналогичной точки зрения придерживается Министерство здравоохранения Австралии и Департамент здравоохранения Великобритании.
Случаи вынашивания такой беременности – это казуистика. К тому же родоразрешение в таком случае – это тяжелая полостная операция, грозящая серьезными осложнениями. Да и ребенок в процессе роста получит определенные повреждения, что приведет к развитию различных патологий.
Но мысль активистов не стоит на месте, поэтому есть ряд деятелей, которые приравнивают операцию по прерыванию внематочной беременности к аборту. Одни просто говорят, что раз Бог послал такое испытание женщине, значит, надо это принять и смиренно отдать концы. К слову, именно после таких высказываний я понял, что работы с православной аудиторией требуется не меньше, чем с неправославной, и решил делать соответствующий тренинг. Другие же более изобретательны, поэтому утверждают, что внематочная беременность должна развиваться под наблюдением, чтобы в случае чего родоразрешить или вообще пересадить эмбрион из трубы в матку.
Насчет «пересадить»: так сделать нельзя, потому что уже нарушены тончайшие механизмы имплантации, они реализованы при использовании эндометрия трубы и не могут уже быть повторены при подведении плодного яйца к слизистой матки. И эндометрий матки в ситуации с внематочной находится в двойственном состоянии: с одной стороны, претерпевает гравидарные изменения (то есть те, которые происходят во время беременности), с другой стороны, не «видя» эмбриона, пытается отторгаться. В 90% случаев пациентки кровят. «Подсадка» – это всего лишь провокация восходящей инфекции, но не шанс на выживание. Насчет «наблюдать»: у нас в стране, как только прозвучал диагноз suspicio graviditas extrauterina, т.е. подозрение на наличие внематочной беременности, пациентка себе не принадлежит: только экстренная госпитализация и наблюдение в условиях круглосуточного стационара или немедленная операция. Бывало, с того света доставали непутевых мамаш после ЭКО, сидящих дома и «сохраняющих» до разрыва трубы с внутренним кровотечением и комой на фоне кровопотери в 2,5 литра. То есть наблюдение как бы будет, но ровно до того момента, как внематочная беременность будет подтверждена окончательно.
Резюмирую. Внематочная беременность – острое, угрожающее жизни матери состояние, требующее немедленного оперативного вмешательства. Шансов выжить у ребенка фактически никаких (для зануд – один к трем с половиной миллионам), причем часто на момент операции он уже мертв.
Пятое. Изнасилование
Это вариация одного из основных вопросов «первой волны» – тех, что задают в первую очередь. И, как и в остальных подобных случаях, ответить на него применительно к какой-то частной ситуации крайне сложно. Но, тем не менее, можно сформулировать определенные принципы, основываясь на которых будет проще выразить свое отношение к проблеме.
Во-первых, надо выяснить, как часто возникает беременность в результате изнасилования и о каком количестве случаев мы вообще говорим. При подробном рассмотрении выясняется, что речь идет о единичных случаях: на тысячу изнасилований приходится пять – десять случаев беременности. Тому есть ряд вполне конкретных оснований: возраст женщины, характер действий, использование контрацептивов, повышенная вероятность выкидыша на ранних этапах из-за стресса и т.д.
Разумеется, эти выкладки достаточно условны. Но конечные показатели вполне соответствуют данным исследований, которые проводились по этому вопросу в США[1]. К сожалению, мне неизвестны подобные исследования, проводившиеся у нас в стране. Поэтому, допустив, что американские женщины не очень принципиально отличаются от российских с точки зрения физиологии, позволю себе опираться на эти цифры.
Далее. О каком количестве случаев мы говорим? По данным ГКС, в 2012 году было зарегистрировано 4,5 тысячи изнасилований и покушений на изнасилования[2]. Очевидно, что далеко не во всех случаях жертвы идут в полицию писать заявление. По разным оценкам, регистрируется 30–50% случаев преступлений сексуального характера. Теперь сделаем следующие допущения. Первое: все случаи были не «покушением», а настоящим изнасилованием; второе: только треть пострадавших обратились в полицию; третье (самое фантастическое): все до единого случаи закончились беременностью. Получается 4,5 х 3 = 13,5 тысячи беременностей в результате изнасилования в год. В том же 2012 году было сделано 1063,98 тысячи абортов. Получается чуть больше 1%. То есть даже при самом вольном допущении можно сказать о том, что аборты по данной причине не составляют основную долю такого количества абортов, которое мы имеем. Фактические же данные показывают в сто раз меньшее число. Согласно данным ЦНИИОИЗ количество абортов по социальным показаниям в 2012 году составило 0,01% от общего количества. (В 2012 году изнасилование осталось единственным социальным показанием к аборту.[3])
Первый вывод: несмотря на остроту собственно проблемы изнасилования и беременности, наступившей в результате нее, при обсуждении проблемы абортов в общем это не имеет какого бы то ни было значения, но, несомненно, требует отдельного обсуждения.
Далее. Аборт не является волшебной процедурой, которая поворачивает время вспять, чтобы сделать женщину «небеременной». Это – событие, которое всегда является очень напряженным и часто травмирующим. Как только мы признаем, что аборт – самостоятельное событие, которое влияет на дальнейшую жизнь женщины, мы должны тщательно обдумать: аборт действительно утешит ее или он будет только растравлять душевную рану, нанесенную женщине?
В большинстве случаев психологические проблемы женщины вытекают скорее из травмы, нанесенной изнасилованием, чем из самой беременности. Как ни удивительно, основная жалоба женщины не в том, что ее изнасиловали, а в том, что окружающие относятся к ней крайне неуважительно. Просто подумайте, если относиться к женщине так, как будто это ее вина, избегать ее, то насколько усугубится ее положение (независимо от того, что она выберет)! Ей нужны любовь, сочувствие и поддержка. К сожалению, чаще слышны суждения типа «сама виновата». Мол, не так оделась, не там ходила, не с тем дружила. Возможно, так оно иногда и бывает, но рассуждать в таком стиле можно и дальше. Отобрали кошелек – сам виноват, надо было на дзюдо ходить или пистолет покупать. Обнесли квартиру – сам виноват, надо было сигнализацию ставить и дверь хорошую. И т.д. Поэтому я, например, предпочитаю воздерживаться от такой риторики.
Страшной кажется и мысль о том, что ребенок будет или «нести гены преступника», или «всю жизнь напоминать о случившемся». Что касается первого вопроса, то, не вдаваясь в подробности, можно сказать следующее: было бы всё так просто в генетике, вывели бы уже таких породистых людей, что арабские скакуны обзавидовались бы. По второму вопросу исследования говорят о несколько более сложной картине[4]. Результаты крупнейшего опроса среди женщин, которые забеременели после изнасилования или инцеста, были опубликованы в книге «Жертвы и победители: разговор о беременности, абортах и детях, зачатых в результате насилия». В ходе исследования 200 женщин, 89% которых прервали беременность, возникшую в результате сексуального насилия, заявили, что сожалеют о своем решении. Многие из них сообщили, что аборт стал более травматичным опытом, чем сексуальное насилие. Более 90% женщин заявили, что попытались бы отговорить от прерывания беременности других женщин, оказавшихся в аналогичной ситуации. Только 7% женщин признали, что аборт, «в целом», является правильным решением в случае сексуального насилия. Напротив, все женщины, решившие сохранить ребенка, зачатого в результате сексуального насилия, впоследствии признали, что приняли правильное решение. Ни одна из них не сожалела о том, что не сделала аборт[5].
Из этого можно сделать следующий вывод: в случае если женщина забеременела в результате изнасилования, должны быть приложены все возможные усилия для того, чтобы она могла принять правильное решение.
В то же время стоит помнить о том, что в 60% стран изнасилование является показанием к аборту. То есть нельзя эту ситуацию рассматривать ни как абсолютное показание к аборту, ни наоборот.
ОБЩЕЕ РЕЗЮМЕ
С абортами по желанию можно бороться более или менее успешно и, возможно, даже их победить. Но всегда будет список каких-то состояний и заболеваний, из-за которых вынашивание ребенка может представлять для женщины определенную опасность. Всегда будут дети с пороками развития. И в итоге проблема останется актуальной. Стоит ли запрещать аборты по медицинским показаниям? Я думаю, что нет, по крайней мере, в нашей нынешней ситуации – есть и более важные в этом смысле задачи. Но исследовать этот вопрос, сокращать список показаний к прерыванию беременности необходимо, причем именно для того, чтобы сохранять жизни в будущем. То, что было невозможно 20 лет назад, возможно сейчас. Внутриутробные операции на позвоночнике и сердце. Ведутся исследования по изменению хромосомных аномалий, так что, может быть, еще через 20 лет и синдром Дауна можно будет вылечить. Но в любом случае разговаривать на эту тему необходимо с максимальной корректностью и осторожностью. Общих решений нет и быть не может. Советом вы тоже не поможете, скорее всего, а вот оттолкнуть от себя собеседника – легко. Потому что этот вопрос – фактически проверка на вменяемость и договороспособность. И если бы в той передаче, про которую я говорил в самом начале, на вопрос об аборте по медицинским показаниям ответили, что это исключительные ситуации, которые надо рассматривать отдельно, возможно, полтора часа эфирного времени были бы потрачены с большей пользой.
[1] Барто Р.А «Что такое внематочная беременность»; К. Мак-Интайр-Зельтман, Л. Эндрюс-Дитрих «Акушерство» (глава 17 «Внематочная беременность»); Майоров М.В., Жученко С.И., Черняк О.Л. «Внематочная беременность: современные методы диагностики и лечения».
[2] Live births resulting from advanced abdominal extrauterine pregnancy, a review of cases reported from 2008 to 2013 (http://www.webmedcentral.com/article_view/4510).
Пятое. Изнасилование
[1] См.: Джон и Барбара Уиллке «МЫ МОЖЕМ ЛЮБИТЬ ИХ ОБОИХ. Аборт: вопросы и ответы» (глава 26 «Изнасилование»).
[2] Российский статистический ежегодник, 2012 г. / Федеральная служба государственной статистики (http://www.gks.ru/bgd/regl/b12_13/Main.htm), лист (http://www.gks.ru/bgd/regl/b12_13/IssWWW.exe/Stg/d2/10-01.htm).
[3] Постановление Правительства России от 06.02.2012 № 98 «О социальном показании для искусственного прерывания беременности».
[4] Тереза Бёрк, Дэвид Риардон «Запрещённые слёзы. О чем не рассказывают женщины после аборта».
[5] Reardon, Makimaa and Sobie, Victims and Victors. (Ch. 8, no. 8), 20–21. Цит. по: Тереза Бёрк, Дэвид Риардон «Запрещённые слёзы…».